7 октября умерла Мария Шкапская (1891-1952), поэтесса, вычеркнувшая себя из поэзии еще при жизни.
Поэзию Шкапская отпустила не чтобы безболезненно, а, скажем так, без мелодраматической декламации. Делая в творчестве акценты на женское, сильной оказалась по-мужски.
Росла поэтесса в нищих трущобах Петербурга. Ее семейка жила возле общественной свалки и по признанию Марии свалка эта «для меня и других детишек местной бедноты была источником существования: там мы собирали щепки для отопления наших углов, консервные жестянки и тряпки для продажи тряпичникам. С 11-ти лет я уже на своих ногах. Отец сошел с ума, мать параличная, надо кормить семь человек».
Неудивительно, что при таких вводных Шкапская увлеклась социалистическими идеями.
А с другой стороны монархический режим как-то к Шкапской благоволил. Она училась за казенный счет в Петровской гимназии, а когда ее за участие в витмеровском кружке приговорили к высылке в Олонецкую губернию, на сцену вышел филантроп Шахов, который уговорил правительство отпустить членов кружка учиться за границу, вызвавшись сию затею оплачивать.
Так поэтесса с мужем Глебом Шкапским и Михаилом Бассом, который тактично именовался «другом семьи», оказалась в Париже.
С Глебом Мария расписалась в 1910. Что касаемо Басса тот был ее любовником. Для Серебряного века ситуация «мы втроем» характерна. Правда, не всегда она обертывалась такой кровью, как у завертевшей возле себя мужской хоровод Марии.
Но пока все шло хорошо. Шкапская изучает в Сорбонне восточные языки, слушает курс филологии в Тулузе.
В 1916 возвращается в Россию.
Поэтическое время Шкапской – первая половина 1920-ых годов. За это время она выпустила 7 (!) поэтических сборников.
Первая же книга поэтессы «MaterDolorosa» вызвала одобрение Михаила Кузмина, Блока, Гумилева. Шкапскую приняли в члены Союза поэтов.
Но не все на Шкапскую смотрели умилительно. Брюсов, например, припечатал: «Безусловно плохи стихи Марии Шкапской, но дело в том, что это не столько «стихи», сколько страницы интимного дневника, печатать которые не следовало, но которые еще не говорят против поэтических способностей автора»
Насчет «интимного дневника» - Шкапская посвятила «MaterDolorosa» памяти сына, которого не решилась родить, сделав аборт. В сборнике затрагивались темы крестного пути женской плоти, - потеря девственности, деторождение, необходимость ложиться под хирургический нож. И если Горький написал Шкапской: «До Вас женщина ещё не говорила так громко и верно о своей значительности», то и отрицательных отзывов хватало. Поэзию Шкапской чехвостили «менструальной», «упаднической», «гинекологической».
Да, говорят, что это нужно было...
И был для хищных гарпий страшный корм,
И тело медленно теряло силы,
И укачал, смиряя, хлороформ.
И кровь моя текла, не усыхая -
Не радостно, не так, как в прошлый раз,
И после наш смущенный глаз
Не радовала колыбель пустая.
Вновь, по-язычески, за жизнь своих детей
Приносим человеческие жертвы.
А Ты, о Господи, Ты не встаешь из мертвых
На этот хруст младенческих костей!
Дебюту вслед Шкапская выпустила сборники «Барабан строгого господина», «Кровь-руда», «Час вечерний», «Ца-ца-ца», поэму «Явь», продемонстрировав тем самым минус востребованности: в печать шло почти всё написанное. Так в «Часе вечернем» собраны ранние, несовершенные стихи, а «Ца-ца-ца» являет собой эксперименты в стилизации китайской поэзии.
В общем, уже к моменту самоубийства Басса Мария чувствовала творческий застой. Но только смерть любимого поставила в ее занятиях стихотворством точку.
Басс был неизлечимо болен и, находясь под угрозой наступления полной инвалидности, принял решение умереть. После советов знакомых врачей он выбрал даже место в теле, где можно поставить точку пули в конце пути. Басс выстрелил, когда Мария собираясь уходить из дому, одевалась в коридоре. Пуля задела легкое и он прожил еще сорок часов.
Его смерть настолько поразила Шкапскую, что стихи как отрезало.
Надо заметить, что и время наступило малопоэтическое. Тогда же бросили на долгий срок рифмовать Ахматова и Мандельштам, ушел в полную чухню после поэмы «Про это» Маяковский. Эпоха приподнимала на щит Джека Алтаузена и комсомольца Жарова.
Поскольку Мария была дочерью века, то восприняла ложную установку, будто основное достоинство литератора не талант, а полезность обществу. Она ушла в журналистику, ездила по стройкам пятилеток, писала талмуд о заводе имени Маркса для придуманной Горьким серии «История фабрик и заводов». Выпустила несколько очерковых книг, о содержании которых свидетельствуют названия: «Человек работает хорошо», «Рассказы комсомольцев и о комсомольцах», «За жизнь бойца (О донорстве)».
Соперница Шкапской Вера Инбер, заметила, держа в памяти кому именно посвящены стихи сборника «MaterDolorosa»: «Побывав на «Красном Треугольнике», она с совершенно материнской нежностью приветствует на свет божий появление новорожденной калоши».
Цинично, но что поделать, если путь Шкапской именно таков – от материнской боли по поводу нерожденного сына к общественной радости по поводу выпущенной партии ботинок.
А жизнь никуда не делась, текла большая и трудная, без музыки. Тяжело болел муж, младший сын исчез на войне (попал в плен, из плена перекочевал в советские лагеря и вышел на свободу только после смерти матери, которая так и не узнала, что ее ребенок жив).
В 1942 Шкапская перенесла парез левой стопы и с тех пор передвигалась с трудом. В 1941 попала под машину, в 1950 под поезд. В обоих случаях перенесла сотрясение мозга.
Только внутренняя сила позволяла Шкапской изо дня в день двигаться в пространстве ставшим безвоздушным, изобретая для себя занятия.
Отсутствие поэзии сублимировалось для нее сначала в журналистику, а потом вообще выродилось в собаководство. Шкапская специализировалась по пуделям, даже вывела какую-то новую породу.
На собачьей выставке ей сообщили впроброс, что пуделя, прошедшие ее контроль неправильно повязаны. Шкапская упала замертво.
Скоропостижный инфаркт.
Поэзия ее начала возвращаться к нам только в 1990-ые. А так даже младшая дочь Шкапской не знала, что мама при жизни писала стихи.
И какие…
Петербуржанке и северянке,
Люб мне ветер с гривой седой,
Тот, что узкое горло Фонтанки
Заливает Невской водой.
Знаю, будут любить мои дети
Невский седобородый вал,
Оттого, что был западный ветер,
Когда ты меня целовал.
Свежие комментарии